Как в наше непростое время можно построить новый храм

Не знаю как в вас, а у нас в Томске за 30 лет церковь новую смог построить только один человек. Я поехал к нему и попросил рассказать, как у него это получилось.

Беседа с бывшим директором шпалозавода Григорием Ивановичем Тригориным, единственным человеком, кто за последние сто лет смог в Томске построить новую церковь

Мы с вами живем в настолько интересное время, когда для того чтоб построить церковь одних денег недостаточно, порой даже знакомства здесь ничего не значат. Не случайно, Томск стал единственным областным городом в Сибири, где до сих пор не восстановлен даже кафедральный собор. Хотя получено благословение на строительство уже от двух патриархов Алексия II и Кирилла , но за весь век в православном Томске смогли построить только несколько часовен и одну немецкую кирху. Бывший директор шпалозавода Г. И. Тригорин делится секретом, как ему удалось «обмануть» нынешнюю власть.

Андрей Сотников: Григорий Иванович, расскажите, пожалуйста, чем вы живете на пенсии, расскажите чем занимались ранее?
Григорий Иванович: Делаю копии картин. Вот, например, сейчас пишу репродукцию Нестерова «Видение отроку Варфоломею». А когда-то я был и членом райкома партии, и что только не делал, чтоб служить народу и в конце концов построил храм Сергия Радонежского на Черемошках. Я - идейный человек. Я - всегда за добро. Мне мать всегда говорила «Гриша, никогда не гневи Бога», и я так и жил - никогда Бога не гневил.
АС: Это её фото висит на стене?
ГИ: Да, это вот мама моя здесь. И сразу похвалюсь, рядом висит грамота от патриарха, которую мне Алексий II передал, так же я получил от него орден Сергия Радонежского. А от Кирилла, патриарха московского, получил знак «700 лет Сергия Радонежского».
АС: В каком году вы начали строительство храма?
ГИ: Начал строить в 95-ом году. Я замыслил это всё, когда как раз советская власть рухнула, появилась надежда и я поехал в райисполком согласовать это место, как строительство дома ветеранов.
АС: Решились на святой обман?
ГИ: А иначе как-бы? Если бы я прямо сказал, что буду строить - мне бы никто не подписал. Да и честно говоря, когда это всё начиналось строиться, я единственный кто знал о том, что это будет церковь. Мы вырыли фундамент такой величины, что все думали – это бомбоубежище будет. Настолько всё мощное было, и только когда подошли под купола, я пригласил отца Леонида и отца Богдана. Стали решать в чью честь назовём храм. Они предлагали назвать именем Григория Богослова. Не знаю почему, но меня всё тянуло дать храму имя Сергия Радонежского – так и сделали. В день, когда мы решили освещать церковь шёл дождь, а во время освещения было чистое небо. И как только отец Богдан закончил всё освещать, снова пошёл дождь. И как тут не поверить в Бога, если такое случается!
АС: Когда вы начали писать картины?
ГИ: (Смеётся). Когда я учился в 10 классе, у нас проходила выставка детей железнодорожников, на этой выставке меня заметили и пригласили по окончанию 10 классов степендиатом поступить в институт им. Сурикова в Москве, что бы потом работать у них в Новосибирске художником во дворце культуры. Я прибегаю домой с воплем: «Батя, мечта!» Но он, будучи человеком без образования, был против: «Художником?! Ты посмотри у нас в клубе один пьяница афиши пишет, ты хочешь быть следующим? Нет, только железнодорожный». Я его послушался, закончил новосибирский железнодорожный институт, сначала работал на станции, а потом 25 лет директором шпалозавода.
АС: Вы не задумывались, почему в православном Томске за последний век удалось построить только одну единственную православную церковь?
ГИ: Потому что я смог извернуться и обмануть. Причем я умышленно и твёрдо шёл на это дело, никого не боялся. Но я видел, что все рушится. Ведь моя церковь начинала строиться еще, фактически, в другом государстве – сегодня такое начинание они б зарубили в самом начале.
АС: Наверно поэтому у вас сейчас пенсия 15, а не в три раза больше, как у других пенсионеров, бывших директоров заводов?
ГИ: Да, скорее всего вы правы. Но я хочу похвалиться (смеётся). Мне исполнилось восемьдесят лет, а после восьмидесяти к пенсии добавляют ещё четыре тысячи. Но у меня настолько велико было желание построить храм, что я об этом нисколько не жалею.
АС: Какая у вас была зарплата на заводе?
ГИ: У меня была зарплата 220 рублей. А мои грузчики зарабатывали по 400. Так ведь и купить тогда было нечего. Если жена и попросит после работы хлеба купить, то я зайду, а его уже и нет. Вот так-то оно было.
Дети – это лучшая пенсия
АС: Вы смогли воцерковить свою семью, потому что это очень и очень важно особенно сегодня.
ГИ: Дочка моя сейчас работает в аптеке, ей 54 года – скоро должна была выходить на пенсию, но у нас же нынче «молодость» продлили. Вот у сына дела немного похуже. Он юрист-экономист, кому он нужен сейчас? В Томске сейчас каждый год их столько выпускается, что мама не горюй. Поэтому часть своей пенсии я им отдаю. Ну а жена уже как седьмой год умерла. Пятьдесят один год с ней прожили. Вот её портреты. Мне все говорят: « Убери ты их, убери кровать, на которой она умирала». А я не верю в это. Тело её в земле – душа на небе. Просыпаюсь утром и говорю: « Бабулька, привет!». Засыпаю: «Бабулька, пока!». И сплю на её кровати. Так и живём. С ее уходом я еще больше стал понимать, что душа вечная. Просто она чуть раньше меня ушла, у меня еще есть дела на этом свете, внукам надо помогать, сегодня такое время, что пенсионерам легче, чем молодым. Пишу картины, а это фактически, еще одна пенсия. Вы не поверите, у меня и сейчас нет ни одной минуты свободной. А пока у меня здесь есть дело, пока я кому-то нужен, я буду жить.
К сожалению, я поздно понял, что лучшая пенсия – это дети. Государство нам дало пенсию, но отняло детей. Но я себя немного оправдываю тем, что моя «семья» это еще и храм.
АС: У вас большой жизненный опыт. Не могу не спросить, что вы думаете о России, что её ждёт впереди? Опальный дьякон Андрей Кураев говорит, что ещё 20-30 лет такой жизни и Россия неизбежно распадется.
ГИ: Ну так китайцы это только спят и видят. Сходите на рынок – там одни китайские товары. И лес они наш скупают за бесценок. А у шпалопропитщиков работы зимой нет, потому что шпалы никто не пилит, а всё сырьё в вагоны и везут в Китай. И томский губернатор говорит, что всё в рамках закона.
АС: Он говорит: «Мы даже мало пилим».
ГИ: Я понимаю губернатора, если он запретит, его Медведев, этот мальчик для битья, сразу же уберёт. А Путин при этом останется хорошим, вот так это все делается.
И еще, была бы маленькая страна – она бы, конечно, восстала. А такую большую страну трудно поднять, тем более, нас сейчас задавили всякими разными полициями, милициями, ФСБ.
АС: В советское время тоже не идеально всё было, но я благодарен тому времени, что лес они сохранили. Мы же за 25 лет «свободы» больше выпилили, чем за все 70 лет советской власти.
ГИ: Это да. Поскольку я был директором шпалозавода, знаю как всё это происходило. Сначала леспромхоз вырубает, что ему дали по плану, прибирает за собой, а потом лесхоз садит на этом месте. Поэтому лес и сохранялся. А сейчас это никого не заботит. Вырубают сплошняком и всё. Восстановлением практически ни кто не занимается, – время такое переходное наступило и все ни как не может закончиться.
АС: Еще вопрос, как вы считаете насколько объективна нынешняя критика Сталина, который при всех его недостатках, все же создал великую и сильную Россию?
ГИ: Вы знаете, взять даже 45-й год, мне уже было восемь лет, как раз пошёл в школу. И при Сталине нам приходилось копать картошку ночью. Почему? Да потому что семьям железнодорожников разрешалось двадцать соток земли засаживать, но, имея в хозяйстве свинью, корову, это было очень мало. Вот и приходилось засаживать все пятьдесят. А копать приходилось ночью, чтобы не заметили и не пришлось сдавать в налог. Много могу рассказать такого, что не дай Бог второй раз пережить. Много было такого нехорошего, что можно при Сталине вспомнить. Сейчас бы нам дисциплинка не помешала и о людях бы побольше думали. Вот если бы Путин немного начал думать о народе, а не только об олигархах, многое бы к лучшему поменялось.
А почему он не берётся всем известно. Потому что когда был Ельцин, то Березовский и все эти Гусинские назначали всех министров, всё что хотели, то и делали. А Путин пришел и им сказал: «Вы не лезьте, и я вас не трону» Вот сейчас они к нему и не лезут, а он их не трогает. А трогать-то надо. Потому что если не пересмотреть приватизацию, если народу не вернуть его собственность, Россия однозначно погибнет, растащат ее, разворуют. Все уже к этому идет. Я лично когда вижу какой-нибудь навороченный Мерседес, понимаю, что на нем крутится и мое колесо, и колесо моего сына, или дочери.
Нужны коренные изменения, иначе Россия захлопнется. Ведь посмотрите, в Сибири прироста населения давно нет. Да что в Сибири, почти ни где в России нет. Вот вы говрите Сталлин. А при нем ежегодно Россия прибавляла три миллиона, при нынешних у нас в лучшем случае по нулям.
АС: Вы не жалеете, что от «кормушки» ничего не получили?
ГИ: Честно говоря, нет. Зато я спокойно сплю. Понимаете, я захватил то время, когда меня в это втягивали, я это все прошёл. Главное, что я ни с кем не связался и вышел «чистый». Вы сами видите, у меня вся мебель старая, советская, но жить можно и меня это не беспокоит.
АС: Вы с другими директорами общаетесь? Они так же живут?
ГИ: По-разному, некоторые очень даже круто живут.
АС: Кто сейчас руководит шпалопропиточным заводом? Потому что отец Евгений, настоятель вашей церкви говорил, что церковь чуть ли не в воздухе висит: земля им не принадлежит, на свет у них денег нет, на воду - тоже.
ГИ: Отцу Евгению было хорошо, когда директором завода был Григорий Иванович: он не знал что такое земля, не знал что такое электроэнергия, ни за что не платил. А сейчас завода нет. Его разобрали, продали и на металлолом сдали. А на его территории Шпетер построил микрорайон Радонежский. У микрорайона такое красивое название. Сам Господь указывает, чтоб они церкви помогали.
АС: Шпетер помогает?
АС: Вы лично контролировали постройку храма?
ГИ: А иначе никак. Я года 3-4 строительству посвятил. Даже во время заседаний райкома чертил раскладки блоков. Всё пришлось самому делать: чертить, проектировать, организовывать, деньги искать.
АС: В каком году вы закончили строительство храма?
ГИ: 13 июня 1997 года состоялось освещение.
АС: А на пенсию когда вышли?
ГИ: На пенсию – в 2002 году.
АС: Значит, вас сразу не сняли, ещё 5 лет продержали.
ГИ: Я же хитрил. У меня корни украинские, но на Украине иногда использовали еврейские имена, поэтому у меня прадеда звали Андрей Моисеевич. И я хитрил. Бывает, когда соберёмся, сидим, выпиваем и я вставлял: «Как говорил мой дед Андрей Моисеевич…» и меня они принимали за своего, как «родного».

Изображения: 

Комментарии

Добавить комментарий