Встречи автора сайта с замечательными людьми. Вечноссыльная

Есть удивительная земля - именуемая Нарым. Ехать до Нарыма от ближайшего города не одню сотню километров, а как доедешь, так и сил нет назад возвращаться. Удивительное место, легендарное место – ссылали сюда русского человека чуть ли не от сотворения мира. Так что даже наш легендарный отец всех народов успел поквартировать здесь на казенный счет. А познав на собственном опыте, какой тут благодатный край, он сделал все возможное, чтобы на освоение и обогащение ее пришли сотни и сотни тысяч ни в чем неповинных людей, которые действительно обогатили Нарым собою...

Очень редко, но встречаются люди, которые говорят, что пишут. Обычно это профессиональные лекторы или литераторы, но бывает так, что где-то в глубинке, встретишь даже неграмотного пожилого человека, который не говорит, а сказ ведет. Такую бабушку я встретил в одну из поездок на Севере Томской области, близ Нарыма, и записав ее рассказ понял, что изменить в нем ничего не смогу - лишнего здесь нет ни слова, ни запятой, а любое исправление только вредит, потому оставлять нужно все как есть.

У меня из окна церкву видно; так я, когда ложусь, становлюсь на коленки и прошу эту церкву, чтоб Господь мне силы дал на ногах задержаться, чтоб я в койку не свалилась – вот это мое сегодня главное желание.
Я 38 лет на заводе проработала, на почетных досках висела и премии получала, всегда выполнение имела большое, а теперь вот не могу ходить. Но что поделаешь, ничего не поделаешь.

Я с людями, я людей вижу
Вы думаете, я почему этот телевизор смотрю, думаете это такое удовольствие для меня? Я с людями, я людей вижу – кто хорошо, кто плохо делает: я это все в себе принимаю – это моя теперь такая жизня подошла. И включаю я только кино. Вот поставлю стульчик, навалюсь головой на тумбочку, подушечку подложу – это мое любимое место – я всех людей пересмотрю и всем только хорошего желаю, чтоб они были только счастливы, – вот в этом теперь моя жизня.

На заводе столько отработала, двух внуков вынянчила. Мне их как привезут с больницы, на руки положат, и пока я их за ручки не отведу в школу – они все со мной. Так я им все доказываю: Смотрите, чтоб вы были разумные. И слава тебе Господи, не обижуся, учителя вышли, да и не плохие.

Я сама безграмотная, азбуки не знаю, а песни церковные, молитвы знаю. Мы собирались здесь, молодками, в этом доме, пели. Да так пели, что из постсовета пришли двое, мужчина и женщина. А мы испугались, да и крепко испугались. Они отупели у порога, а потом мужчина и говорит: «Что ж вы замолчали, давайте, пойте». - А вы нас ругать не будете? - спрашиваем. – «Зачем ругать, - говорит, - будем с удовольствием слушать». Мы как запели, так у него по щекам слезы побежали как град. Мы друг на дружку глянули, и поняли, каждый в себе, что у него сердце к этому лежит.

Что это за «враги народа»?
Вот так я смолоду и жила. А потом у меня мужика – не знаю, что он плохого сделал, – забрали. Где его сказнили? В какие только розыски я не подавала. Похоронку прислали. Вызывают меня в милицию, сидит там такой представительный, в погонах, ну и мне начитывает, что муж ваш живой, уже расконвоирован, только нет у него права выезда. А я так голову повесила, слышу, что неправду говорит. Он спрашивает: «Вы меня слышите?» - Слышать то, слышу, - отвечаю, - только слышу, что вы мне неправду говорите. Он аж на стуле подпрыгнул, не знаю, что его так встряхнуло. «Как неправду?! Как неправду?!» Я подхожу, кладу ему на стол похоронку. - Вот похоронка, мне вручено, и я не знаю, кому теперь верить. Он мне больше ничего не смог сказать, я его больше ни о чем и не спрашивала.

За что их сказнили? Они же ничего не сделали - они были работники хорошие, они землю любили. А их признали какими-то «врагами народа». Что это за «враги народа», интересно такие?

Вот так и прожила, уже 91-й год. На заводе меня никогда не ругали, только девчата-станошницы склоняли за то, что у меня большое выполнение - 170 процентов. Я была счастлива, что у меня на это хватало сил. Мне не проценты были нужны, а жизнь – деньги были нужны. Девчата шушукаются, я им говорю, мне ваша слава не нужна, мне говорю, прожить надо, чтоб не умирала с голоду.

Из-за этих процентов все на меня ошеломились, потому что если я в неделю много напилю, уже норму прибавляют, значит можно больше вырезать. А я старалась, чтоб у меня деньги были. Ихние дети идут в школу бесплатно, а моё дите до седьмого класса доучилось, и начала за его платить.
Вот я и прожила так и, слава тебе Господи! Только сынка рано похоронила. Бедняжка, сердце, видно, надорвал, сколько ему пришлось пережить.

Помню, собирался в школу и забыл рубашку надеть. Я его поднимала за сколько, чтоб самой на работу поспеть. А учительница его к доске поставила, пуговки на жакеточке расстегнула: «Посмотрите, - говорит, - на сына «врага народа»». Где ж тут здоровое сердце будет? Как жизнь проходила, как на нас люди смотрели? А что поделаешь? Там одна девчоночка, разумных видно родителей, встала и говорит: «Вы, Александра Ивановна, пуговки ему не расстегайте, а вы у него спросите, он поел сегодня или пришел голодный?» Как взбунтовались все дети, шум подняли. Директор пришел: «Что такое?» - «Александра Ивановна сказала, что сын «врага народа»». Тут, конечно, учительнице склонили хорошо, директор говорит: «Вы не имеете права так говорить».

Теперь я всех святых прошу и кланяюсь: в моей семье воров и пьяниц нет, в моей семье дети как люди, я за них не переживаю, что они там где-то кого-то обманули, обокрали, кому-то что-то плохое сделали. Мы не боимся - они у нас справедливые.

Господь мне сноху послал, она меня не обижает, она ко мне как к родной матери относится. А вот сынок умер – тут уж на счет Феди такая тягость.

Пошел экзамены в институт сдавать, его не хотели допускать, потому что сын «врага народа». Там, видать, добрая душа в комиссии оказалась, говорит: «Если отец виноват, значит, его отправили куда нужно, а дитё разве должно страдать за него?» И допустили, он все правильно ответил. Не знаю, как у него получилось, выучился на юриста – вот сердце свое и исстравил. Как он бедняжка намучился, поэтому и сердце долго не выдержало. Говорят, кто живет – радуется, а у нас всю жизнь одни слезы были.

Мне было десять лет, я уже по два гектара земли выпахивала на четырех конях; если отец посеял пшеницу, я еще борону цепляю с конем. Это представляете себе, пять коней и еще борона сзади идет?! И попала вот в ссылку с 30-го года, это вся жизнь считай прошла в ссылке.
Это ведь надо, в таком труде, и девяносто лет прожить!? А вот и прожила и, слава тебе, Господи.

Самое главное – быть с душой
У всех по-разному жизнь складывается, самое главное - это быть человеком, не обидеть, не ненавидеть того, кто рядом с тобой, главное - это быть с душой.

Когда нас сюда привезли, тут была только одна улица – рыбаки жили, - дальше тайга. И вот, нас привезли, в этой тайге как кули сбросили с баржи. Ни магазина, ни пекарни... Муж туда прошел, сюда прошел, говорит: «Рви осоку, плети веревку». Я давай крутить эту веревку. Он один куст склонил, другой, привязал их, зашел сзаду, наклонил тот куст, привязал. «Теперь, - говорит, - давай травы рвать на постель, на подушку». Нарвали, настелили. «Вот тебе и прекрасный дом, вот и жить можно». Так вы представляете, как мы жили?! А что поделаешь, ничего не поделаешь?

Мы никого не убили, не обругали, не обокрали. Вот вы знаете, я все время вопрос задаю: Для кого все это было нужно, такое мучение людям создать? Сколько ни спрашиваю, никто не может ответить.

А я труженица была с десяти лет. Солнце еще не взойдет, мы лошадей запрягем и солнце закатится, только выпрягаем. Так это кто пахал, он меня сразу поймет.

Я как лошадей выпрягу, дай Бог их попутать. Только попутала и сама в стог сена, там у меня така нора была, и я в этом стогу зароюся. Отец скажет: «Ну, ты где там? Иди ужинать... Ой, Боже ж ты мой, да что ты не хочешь? Когда ты ела?» Я на себя сено тяну, чтоб отец меня не достал. Слава тебе, Господи, я сейчас всем святым кланяюсь, что така трудная жизнь была, и я ее прожила и 91-й год мне, уже бы, кажется, лишнее, а я все живу.
У меня все горе, что у меня мужа так испохабили – и такой был парень хороший, добрый душой, такой был сознательный – нет, кому-то помешал, раз забрали.

Приехал из города начальник, говорит: «Вы в кустах не прозимуете, не прожить вам, а беритесь-ка за работу, корчуйте и стройте себе дома». Но дома какие? Бараки.

Стали деревья корчевать. Женщины ямки копают, мужчины столбы ставят, потом их обшивают. И вы знаете, сколько мы сделали за лето? Шестьдесят бараков. А когда хватились заселять – уже снег пошел. Сначала расселяли по две семьи, все бараки заселили, а народу и не убавилось. Так стали заселять по пять семей. Я вот в этой комнате сейчас одна живу (3х5 метров), а в тридцатом году мы семнадцать человек в такой же жили. Коек не было – сверху делали полати; слева козлины, справа козлины, доски настлали, сена навязали, на эти доски положили – вот так и жили. Трудно было, очень трудно. Я только все говорю: Матерь Божья, Пресвятая Скорбящая Богородица, как я благодарна, что ты нас еще в живых оставила, что мы такое мучение прошли и выжили, а я еще до 90 лет дожила.

Нас с Алтайского края выслали. Когда высылали, там одна сказала: «Мы вас туда сошлем, где белые медведи, они вас съедят». Когда я двадцать лет уже в Нарыме прожила, нас с комендатуры сняли, имела право в свою деревню вернуться. Только мы тогда уже и здесь стали хорошо жить – деньги нам платят, и товар к нам забрасывают. Женщины и юбки, и платья понашили – мы столько товару хорошего понабрали. Я, перед тем, как на родину ехать, платье себе сшила, товар дорогой взяла, ботиночки купила. Приехала домой и не знаю, где кто живет – все переменялось, в колхозы повступали. А которая медведям хотела нас скормить, встретилась мне и говорит: «Ой, это ты Маруся?» - Как видишь, - говорю, - ведмеди не одолели. А мы как начали деревья выкорчевывать, да костры жечь, так ведмеди от нас без задних ног бежали. И, слава Богу, - говорю, - что выслали, а то осталась бы здесь, пошла бы в колхоз работать, вы бы меня всяко критиковали, а мы там жили спокойно, люди там хорошие, не то, что здесь. И уехала оттуда обратно.

Вот это моя жизнь, я ее прожила. А теперь, Бог его знает, как дальше буду жить – только бы в койку не завалиться, это моя теперь первейшая просьба ко всем святым.

---
Пояснение к фото – это я попросил показать мою собеседницу свое рукоделие.
Сколько же скорби в лице у русской женщины, сколько она выплакала слез и вынесла страданий – подумал я, рассматривая потом это фото.